Акция «Бессмертный полк» в этом юбилейном году проводится в Интернете. В моей семье, конечно, тоже были родные, которых война затронула самым непосредственным образом. Дядя моего отца - Виктор Марков - дошел с боями до Берлина и, как я слышал, был одним из тех, кто расписался на стенах Рейхстага. Есть в нашей семье и блокадники, и те, кого называли тружениками тыла. Но сегодня я хочу вспомнить о «детях войны». Многим из них в самом раннем возрасте пришлось испытать лишения и нужду. Такими «детьми войны» были и мои родители. В 1941-м, в дни нападения Германии на СССР, маме было немногим более 4-х лет, а отцу - около 8-ми.
Владимир Высоцкий как-то сказал: «... Мы дети военных лет - для нас это вообще никогда не забудется. Мы "довоевываем" в своих песнях. У всех у нас совесть болит из-за того, что мы не приняли в этом участия...». Многие дети, в силу возраста не успевшие повоевать, становились потом военными. Такое же стремление «довоевать» имел и мой отец, который в 1950-м году поступил в артиллерийское училище, расположенное в городе Энгельсе Саратовской области. Получив офицерские погоны, он был распределен на Дальний Восток, где и прослужил до начала 1960-х гг. Во время хрущевского сокращения армии, он решил круто изменить судьбу, стал журналистом. Но тема Родины и войны, безусловно, цепляла его многие годы. Сегодня 9-й день его кончины. Я продолжаю разбирать архив, читать написанные им в разные годы стихи. Думаю, будет вполне уместно в канун Дня Победы опубликовать некоторые из них тут.
=============================================
Владислав ДРОЗДОВ
(1933-2020)
* * *
РОДИНА
Ты сначала была мне домом
с звонким тополем перед окнами,
холодала в жару в истоме
захоперскими водостоками.
Ты пылила в глаза снегами,
разражалась грозой
над крышами,
золотела в лугах цветами,
спела яблоками и вишнями.
Но была бы ты детским вымыслом,
милой сказкой,
страной Лимонией,
если б доли лихой не вынесла
не гремела б на фронт вагонами.
Если б, налитая усталостью,
не клонилась ночными сменами,
если б сердце твое не сжималось
от бомбежек и воя сирены.
Помню,
сильная,
в гневе праведном,
ты кричала со стен плакатами…
… И еще у стены вокзальной
над мальчишкой безногим
плакала.
Ты сначала была мне домом
с звонким тополем перед окнами,
но уже открывались взору,
необъятные горизонты…
И звенели, как песня, дали,
и куда-то
как песня
звали -
нас не тертых,
пути-дороги.
И впервые мы открывали,
как нежданность,
большую Родину.
* * *
ПАМЯТЬ
I
Радио…
Левитан…
Затемненные окна,
и лампы дрожащее пламя,
пугливо, как детские лица.
Из репродуктора
в самое сердце
тревожно и скорбно:
«… вечная память героям, павшим…»
На стенах заколебались женские профили,
а руки уставшими крыльями
тяжко легли на колени.
Ветер, осенний ветер
дует во всей вселенной,
ветер войны.
Слышите гул моторов?
Нет, это только ветер,
холодный,
простудный,
прячется в щелях заборов.
В стареньком мирном буфете,
как от боли задребезжала посуда…
Тонкое голубое стекло…
Боже, неужто все это было:
песни, цветы,
горячие губы любимого?
Было ли?
Милое сердцу лицо,
и руки,
большие но чуткие руки,
умевшие резать металл,
и нежно обнять,
и волосы гладить льняные,
и друга в обиду не дать.
В жизни все верил цветам,
и не верил в плохое.
С охапкой весенних лучей -
с прохладными колокольчиками
вдруг вырастал на пороге,
смущенный любовью своей;
путал слова,
говорил о погоде, о городе,
брал на колени сестренку,
слушал, как дождик стучит
по листам тополиным и крыше.
И до конца сердцем влюбленным
Не верил в плохое.
- Слышишь,
приду -
через все испытанья пройду,
но приду, -
на прощанье сказал…
И ушел,
и оставил земное…
Было ли -
песни, цветы,
горячие губы любимого?
Было - быльем поросло…
II
И вот уже утро,
не первое утро войны.
На тротуарах в очередь сгрудились
платки,
детские шапки-ушанки
и костыли.
Хлебные карточки в озябших пальцах…
Отрываются,
кружат
и медленно падают
багровые листья
на плечи,
на землю -
безжизненный шелест фольги…
И голые ветви деревьев
на фоне холодного неба
застыли, как вечность.
И вдруг закружились,
сомкнулись в железную клетку -
и давит,
и дух захватило,
и нечем дышать…
В толпе голоса любопытных:
- Убили?
Мужа,
сына,
отца?
- Оставьте! Она в положеньи…
Скорая помощь…
- Носилки!
Скорее, скорее…
И небо само зашаталось,
пошло на сниженье,
поплыли в глазах облака,
облака -
все ближе и ниже крылатая пена…
И смежились веки,
и вдруг просветленье опять
средоточием боли…
- Где я?
К ее изголовью
улыбчивой феей
в кипенно-белом халате
склонилась сестра,
а ей все казалось -
летучее облако…
Успокойтесь мамаша…
Девочка родилась!
Зда-а-ровенькая -
три с половиной кило…
III
Класс опустевший,
парты, выровненные рядами.
Девочка
а праздничном фартуке,
счастливая,
смотрит глазами мадонны -
влюбленно,
и нежно,
и жарко,
к груди аттестат прижимая, -
удостоверенье на зрелость.
Тихо
и как-то неловко…
- До свиданья…
- Постой!
- До свиданья…
Хочешь, ко мне приходи…
- Мама? -
самая лучшая в мире!
- А если…
- Да, что ты… Все знает…
Я жду, приходи…
До свиданья.
IV
В окна квартиры
Пахнуло сиренью
Дождь застучал по листам
Тополиным и крыше…
- Все повторяется, слышишь, любимый,
песни,
цветы
и первые в жизни свиданья…
Только твое не вернуть повторенье,
Жизни моей не вернуть повторенье,
Лет молодых,
Богом для счастья подаренных мне.
* * *
Разбуженная память точит глаз,
С войной вошли мы вместе
в первый класс.
Сосед от парты не поднял лица, -
Как гром нежданный,
Похоронка на отца.
С тех пор прошло немало
долгих лет,
но помню парты той
особый черный цвет.
Учительница, тронув за плечо,
мальчишку не спросила ни о чем.
Но в общем были дети мы,
как все
нас разве что пореже трогал смех,
да как-то уж подробно каждый знал,
о чем с утра поведал Левитан.
Победа майским утром расцвела,
но только чтоб сказать:
жизнь тяжела…