В 2020 году в Торонто в честь 75-летия Великой Победы при содействии Фонда поддержки и защиты прав соотечественников, проживающих за рубежом, «Канадской ассоциацией ветеранов Второй мировой войны из Советского Союза» издана уникальная книга «Воспоминания ветеранов». Портал ВКСРС публикует отрывки из книги.
Я родился 25 декабря 1922 года в г. Смоленске. В 1930 году семья переехала в Москву. Так сложилось, что по семейным обстоятельствам закончил только 9 классов и пошел работать учеником автослесаря, затем, в 1941 году, работал завхозом в Мосгороно. Когда началась война, всех моих друзей взяли в армию, а мне, так как я учился на курсах мотоциклистов, сказали: «Подожди – получи права». Я ускоренными темпами овладел мотоциклом (помогла виртуозная езда на велосипеде), получил права и предъявил их в военкомат. Мне выписали повестку, и 18 июля 1941 года я был призван в Красную Армию.
Меня направили в 14 мотоциклетный запасной полк, который располагался в районе Ново-Песчаной улицы в Москве, назначили инструктором и я учил езде новобранцев. Учеба проводилась на мотоциклах ИЖ- 8 и ИЖ-9. Мощных хороших мотоциклов–внедорожников, с колясками, пригодных для армии, не было. Часто приходилось дежурить с мотоциклом при штабе полка, так как я неплохо знал Москву. Мне довелось присутствовать на Московском мотоциклетном заводе (бывший велосипедный завод) на разгрузке прибывших с фронта трофейных мотоциклов «BMW», которые были аналогом созданного на этом заводе мотоцикла М-72. Мне с группой других опытных мотоциклистов было поручено испытывать первые мотоциклы М-72 в присутствии представителей Наркомата Обороны. Ездили на одиночке по 5 человек, а с коляской по 12 человек с полным вооружением. Потом этими мотоциклами будет оснащен наш полк, а позже и созданный на его базе Отдельный Московский мотоциклетный батальон Московской зоны обороны.
В сформированный батальон попал и я в качестве водителя мотоцикла, закрепленного за Начальником штаба батальона старшим лейтенантом Смирновым А.А. Батальон передислоцировали с Новопесчаной улицы в Хамовники в казармы, освободившиеся после отправки на фронт кавалерийского полка. Кроме нас в этих казармах размещался отдельный отряд моряков, вооруженный автоматами «ППШ» и стояла, скрытая от глаз, под брезентом, «катюша», малоизвестное тогда новое грозное оружие нашей армии, которое поможет в разгроме немцев под Москвой. В казармах было холодно, стаявшие «буржуйки» не помогали. Спали в одежде на 2-х ярусных койках, без матрасов, с винтовкой (чтобы не Я прошел по той войне, а она прошла по мне Баc Марк Григорьевич Участник боевых действий 7 забыть её второпях). Поднимали по тревоге, иногда, несколько раз за ночь, если немцы прорывались на каком-нибудь участке.
Когда я только пришел в полк, на вооружении у нас были винтовки образца 1891-1930 года, это были винтовки устаревшего образца. В то время, когда мы будем получать новые мотоциклы, нам выдадут более современные винтовки СВТ-40 с магазином на 10 патронов, а командный состав , включая младших командиров, получит автоматы ППД-40 с магазином сначала 25 патронов, потом на смену ему придет знаменитый ППШ (пистолет-пулемет Шпагина). Появятся также пулеметы Дегтярева, которые мы устанавливали на колясках.
Несколько слов о нашем обмундировании и питании. Всякое бывало. В начале войны не все красноармейцы в полку были одеты в сапоги - носили обмотки с ботинками, но это было во многих частях, постепенно нас всех обули в сапоги. У нас, мотоциклистов, у всех были шлемофоны, потом выдадут шапки-ушанки с искусственным мехом, а вот с рукавицами было худо, они были с двумя пальцами с одной стороны брезентовая ткань с другой байка. Холодные они были, совершенно не приспособленные для зимних условий, приходилось греть руки попеременно, кладя их на цилиндр двигателя и управлять одной рукой. Питание в 1941 году было плохое, как-то всего не хватало. Хлеб съедали до крошечки, давали суп из мороженой картошки и капусты. Потом все наладится, а с 1942 года в рационе появится американское продовольствие.
Наш батальон входил в состав Московской зоны обороны, которую возглавил командующий войсками Московского военного округа генерал – лейтенант П.А. Артемьев. Основная задача батальона - осуществление связи между частями, оборонявшими Москву на ее ближних подступах и, если это потребуется, участие в уличных боях для обороны столицы. Также нас бросали, как подкрепление в районы, где немцы прорывались. Так 17 октября, когда в Москве была паника и все кто мог, бежали, нас подняли по тревоге и бросили под Подольск, на реку Нара, куда прорвались немцы после ожесточенных боев со сводным батальоном Подольских курсантов, которые героически сдерживали их натиск в течении 10 дней и, в своем подавляющем большинстве, погибли. Наш батальон держал оборону на Наре семь дней, и когда подошла свежая дивизия сибирских стрелков, мы сдали свой участок обороны и нас отвели в Москву. Время было тяжелое.
Москва была в полном смысле фронтовым городом. Баррикады и ежи на улицах, заложенные мешками с песком витрины магазинов, полная светомаскировка, трамваи без освещения, сотни аэростатов воздушного заграждения в воздухе, бесконечные воздушные тревоги. На крышах всех домов и во дворах - ящики с песком и большие щипцы, чтобы сбрасывать и тушить зажигательные бомбы. Нужно сказать, что враг не смог нанести нам чувствительные потери с воздуха. Противовоздушная оборона Москвы, после первых июльских налетов, резко улучшилась. Но, бывало, немецкие самолеты прорывались. Со мною был случай - во время выполнения одного задания я попал под налет вражеской авиации, и им удалось сбросить бомбы, одна из бомб упала недалеко от меня. Ударная волна была настолько сильна, что меня с мотоциклом отбросило в разные стороны. Я потерял сознание, а когда очнулся – ужаснулся: мотоцикл был весь искорежен, винтовка согнута, шинель в крови и пробита осколками, шапку-ушанку так и не нашел. Меня подобрала какая-то машина и отвезла в госпиталь. В госпитале из меня вынули несколько осколков из ноги и руки. Оказалось сотрясение мозга и левое ухо - потеря слуха на «0» Пролежал несколько дней и меня выписали на долечивание, по месту жительства в Москве (родители не эвакуировались), а затем вернулся в свой батальон. Бои за Москву были жестокие. Немцы рвались к Москве и подошли даже к Химкам, но у нас был один лозунг «Отступать дальше некуда. Позади Москва». Наш батальон бросали на участки где немцы прорывались - под Серпухов, Тулу, Мало-Ярославец. В начале декабря на фронте появились новые сибирские дивизии, танковые соединения, «катюши» и началось контрнаступление. Фашистов отогнали от Москвы. Зима 41-го была морозная, мотоциклы стояли на улице, заводили их мы долго. Да и ездить было очень тяжело: снегопады, метели, заносы. После декабрьских боев под Москвой наш батальон влили в 1 гвардейскую танковую бригаду, которой командовал полковник М.Е. Катуков, в будущем Маршал бронетанковых войск. Так как я был опытный мотоциклист, мне порою давали ответственные поручения. Как-то мне поручили доставить пакет с секретными документами Катукову, штаб которого располагался под Волоколамском, бригада тогда вела бои на этом направлении. Был сильный снегопад, смотреть было невозможно, приходилось смотреть из-за носа одним глазом, мотоцикл часто зарывался в сугробах, буксовал , близился час доставки, я думал что не успею, но успел.
После разгрома немцев под Москвой нас перебросили на Воронежский фронт - это будет 1942 год. Кантемировка, Белгород, Харьков – это те места, где мне пришлось воевать. Харьков взяли в феврале 1943 года, но в марте пришлось его сдать второй раз, не хватило резервов чтобы его удержать. О Харьковской наступательной и оборонительной операций вспоминаются два эпизода.
Первый эпизод. В Харьков мы ворвались, как говорилось, «на плечах противника и разместились в районе Шатиловка. Туда в штаб обороны Харькова, прибыл Маршал Советского Союза Начальник Генерального штаба Василевский. Немцы что-то пронюхали и начали бомбить этот район. Пришлось передислоцироваться в район «Госпрома», командование спустилось в бомбоубежище, а мы, сопровождение, расположились на первом этаже. Только собрались перекусить, как начался новый налет. И нам приказали спуститься в подвальное помещение. Когда налет кончился и мы поднялись на поверхность, оказалось, что одна из бомб попала в третий этаж нашего здания, все засыпало штукатуркой, щебнем и грязью. К ночи мы перебрались на тракторный завод, где расположились в здании заводоуправления. И с нова налет немецкой авиации, снова в подвал, а когда все затихло и мы поднялись наверх, вместо здания заводоуправления –гора разрушенного здания от прямого попадания бомбы, к счастью из штаба и сопровождения никто не пострадал. Только вот командующий 3 -й танковой армии генерал Рыбалко получил контузию и его всего обсыпало кирпичной пылью. Он был очень смелый человек и не пошел в бомбоубежище, а остался работать с картами на втором этаже одного из цехов - вот и пришлось доставать его из завалов через окно при помощи пожарной лестницы. Очень опасные были эти бомбежки, целенаправленные на командование нашими войсками. В Харькове ходил слух, что работники «Смерша» разоблачили вольнонаемных женщин, работавших официантками и парикмахершами, завербованных немцами. В бюстгальтере у них были миниатюрные передатчики сигналов наподобие «Морзе». Эти сигналы принимали самолеты и безошибочно бомбили нас.
Второй эпизод. По поручению командующего обороной Харькова генерал-лейтенанта Козлова Д.Т., я должен был доставить пакет в штаб фронта в г. Белгород. Поехали мы на автомобиле «Виллис». Отъехав несколько километров, мы попали под обстрел и бомбежку «Мессершмитта» и «Юнкерса». Они буквально выскочили нам на встречу и на бреющем полете поливали огнем и бомбами дорогу. Навстречу нам шла наша «полуторка» полная военных и гражданских людей. Весь «сноп» огня был направлен на них. Во что это превратилось, вспоминать больно. Перевести огонь на нашу машину немец просто не смог. Повезло. В очередной раз смерть пронеслась совсем рядом, «взъерошенные волосы на голове»! Подобрав пятерых раненых, мы двинулись дальше. А дальше еще была горящая автоцистерна, за рулем сидел богатырского сложения украинец, весь израненный, положили его и привязали на капот машины, так как он сидеть не мог. Едем дальше, по пути искалеченные машины, повозки, убитые лошади и возчики. Попалась на дороге девочка лет 12-ти с перебитой рукой, взяли и ее. Встретили колону пленных немцев, их «мессер» не тронул. Попалась легковушка с полностью расстрелянным лобовым стеклом и так далее. Наконец добрались до Белгорода, сдали в госпиталь раненых и доставили пакет в штаб фронта. Это было где-то в середине марта 1943 года.
Вернулся в Харьков, но своего командующего в штабе не застал. Услышал, что немцы ворвались в город, мне был передан приказ срочно оставить город и отступать в сторону Воронежа. Отступали под бомбежкой немецкой авиации. Немцы нас бомбили, идя как на параде, звеньями и вдруг, в пике и бомбы летят. Мы, будучи уже опытными, скорее бросились бежать от дороги в сторону. Смотрели – если бомбы сброшены над головой, это не опасно, а если до этого падали на нас, то перебегали от воронки к воронке, подальше от дороги, а когда налет закончился, то начали возвращаться на дорогу и увидели там «кашу», где все перемешалось: машины, военная 10 техника, люди, лошади, повозки и грязь. Отступили к Воронежу. Вели тяжелые оборонительные бои. Наш батальон стал 14 гвардейским мотоциклетным батальоном, а я получил звание старшего сержанта и буду продолжать выполнять специальные поручения.
Во время зимней кампании 1943 года у меня был еще один случай, в котором мне снова повезло уцелеть. Зима была снежная и суровая, дороги замело, не пробиться. Трудно было с подвозом топлива. Командование передвигалось на аэросанях, у нас они были одни. Ну и оставались самолеты У-2 или их модификация «санитарные». На этих самолетах вообще-то летали девушки-летчицы и немцы прозвали их «ночными ведьмами». Они летали на низкой высоте и забрасывали расположение немцев связками гранат, немцы очень боялись их. Вот на таком самолете с шеф-пилотом командующего я однажды и летел, доставляя донесение. Как помню ,пилота звали Борис Томашек, а механика - Михаилом. В штаб мы прилетели нормально. Обратно полетели… Немцы знали, что командование летает на таких самолетах и охотились на них. Так и случилось, за нами увязался «мессер», Борис был опытный летчик и по возможности маневрировал, пользуясь разницей в скорости, но немцу все же удалось нас подбить. Летчик как-то умудрился посадить самолет на пузо в снег – это смягчило удар. У летчика кабина открытая, он выбрался и начал вытаскивать нас - механика и меня. Нас с Михаилом «оглушило» примусом и трубами, служащими для подогрева двигателя к полету, которые лежали на полке для носилок – вдоль фюзеляжа. Вытащил нас на снег, обошел самолет, бросил шлем на снег и говорит: «Миша, взлететь нельзя. Плоскости повреждены. Лыжи отлетели, винт искорежен, фюзеляж перекошен, но главное мы живы». Просидели в поле пару дней, пока нас не нашли. Судьба меня и на этот раз хранила - может быть потому, что родился в день Христа, 25 Декабря. А может быть из-за того, что за меня мама молилась, так как в семье я единственный был на фронте. В рубашке я рождался уже больше десяти раз.
В 1944 году меня перевели на Дальний Восток. Без окончания курсов мне присвоили звание младшего лейтенанта и назначали адъютантом для особых поручений у заместителя командующего Забайкальским фронтом генерал-лейтенанта Дмитрия Тимофеевича Козлова. Мне будут поручать доставку в Москву секретных донесений в Генеральный штаб и в Ставку верховного командования. Наш штаб стоял в Монголии. Там зимой морозы доходят до 40—50 градусов минус. Буквально все отмерзает, а войска учатся, тренируются, готовятся к войне с Японией. Были частые обморожения, и я попал в это число. К своему генералу я относился как к отцу. Я всегда был для него охраной. Доверенным лицом и по возможности доктором (носил всегда кроме личного оружия санитарную сумку - фронтовую, пробитую осколком). Своего генерала я как-то спас от гибели. Он заснул на переднем сидении «Виллиса», тут резкий правый поворот и генерал почти вылетает из машины, я с трудом задержал его, ухватившись за ремень, а вообще я 11 всегда, когда видел, что он засыпает, придерживал его. А однажды - это было в Иркутске - нас обстрелял пьяный офицер. Он голосовал, а мы проехали. Ну он и начал стрелять. Я закрыл генерала. Пули прошли по скату и задней стенке сидения. Повезло. В общем, все ценой своего здоровья, а порою с риском для жизни.
После разгрома Германии целые армии отправились с Запада на Восток. 9 августа началась война с Японией. Наш фронт под командованием Маршала Родиона Малиновского наступал через Монголию. Я участвовал в боях за Чанчунь, Мукден, и Харбин. Части нашего фронта захватили штаб Квантунской армии. Документы этой армии мне с группой офицеров пришлось потом на самолете сопровождать от города Читы до Москвы. Демобилизовался в звании лейтенанта в феврале 1946 года. Награжден орденами «Отечественная война I степени», «Красная Звездa», медалями «За оборону Москвы», «За победу над Германией», «За победу над Японией», украинской медалью «Защитник Отечества» и многими юбилейными медалями. Подводя итог- у меня чувство выполненного долга. Не дают забыть о войне: ранения, контузии, 5 протезов. Я прошел по той войне, а она прошла по мне. Так. Что мы с войною квиты! Надо не забывать о погибших и помнить о живых!
После войны работал в различных организациях в Москве, последние 20 лет до эмиграции работал в управлении обслуживания здания МГУ им. Ломоносова. Был награжден медалью «За трудовую доблесть» и медалью «Ветеран труда». Женат, имею дочь и внучку, все живем в Торонто.
Марк Григорьевич Бас, участник боевых действий