В семье Раров – представителей первой волны эмиграции – детей воспитывали в убеждении, что они – часть русского народа и должны служить своей Родине. О том, почему глубоко ошибочно разрывать связь с Россией, рассуждает председатель Свято-Князь-Владимирского братства, председатель Зарубежного отдела НТС, начальник Европейского Отдела ОРЮР, секретарь приходского совета русской церкви свв. Петра и Павла в Люксембурге Дмитрий Глебович Рар.
- У Ваших родителей была интересная и непростая судьба – расскажите немного об этом.
- Не только у родителей, но и у дедушек и бабушек. Рары происходят из московского купечества с XIX века, а предки наши происходили из Прибалтики – с острова Эзель и из Ревеля (нынешний Таллин). Когда началась революция, дедушка, Александр Александрович Рар, был офицером на фронте, он заболел и лежал в лазарете в Москве. После Октябрьского переворота его немедленно интернировали в Андроников монастырь, где был первый советский концлагерь в Москве. Но через какое-то время он смог освободиться – тогда не всех сразу расстреливали. Мой отец родился в 1922 году. А в 1924 семью заставили выехать из РСФСР, и они нехотя покинули страну, хотя всё делали для того, чтобы остаться в Москве.
Двоюродный брат дедушки, полковник Владимир Федорович Рар, был одним из руководителей обороны Москвы против большевиков в октябре и ноябре 1917 года. Он с кадетами оборонял казармы в Лефортово, а затем с юнкерами защищал Кремль.
Мой дедушка с маминой стороны – Василий Васильевич Орехов – тоже был офицером, служил в Белой армии и покинул Крым в ноябре 1920 года. Он был одним из основателей Общества галлиполийцев и издавал журнал «Часовой». Это был орган связи всех русских офицеров за рубежом.
А Александр Александрович Рар до какого-то времени жил в Латвии, пока Красная армия не пришла и туда. И тогда семья перебралась в Германию. И там вся семья вступила в Национально-Трудовой союз (НТС) – это была антисоветская организация, которая боролась за свободный строй в России.
Мой отец Глеб Александрович Рар тоже молодым человеком вступил в НТС. Во время войны Германии против Советского Союза НТС искала третий путь – и против Сталина, и против Гитлера. Хотели – используя немецкое наступление – создать ячейки в России и освободить страну, думая, что с внешним врагом справимся, главное – избавиться от большевиков. Тем более, сразу было понятно, что немцы не смогут контролировать такую огромную страну. Они хотели создать Русскую освободительную армию и вместе с немецким военным подпольем на это работали. Это были те, кто потом устроил покушение на Гитлера в 1944 году. Нацисты хотели и дальше использовать Власова - как такую символическую фигуру, но при этом избежать влияния на него русских эмигрантов. Поэтому летом 1944 года всех известных членов НТС посадили в тюрьмы и лагеря. И мой отец тоже оказался в немецком концлагере и целый год провёл в самых разных лагерях. Американцы освободили его из Дахау в апреле 1945 года.
И после освобождения мой отец вместе со своим братом Львом Александровичем продолжил работать в НТС над освобождением России. Он трудился в издательстве «Посев». А позднее перебрался в Мюнхен и стал работать на американском радио «Свобода». Это не было политической деятельностью – он вёл религиозные программы. И многие люди в России знали моего отца именно по этим программам, слушая его по радио. И некоторые нам позже говорили, что даже к вере они пришли, благодаря этим передачам, что нас, конечно, очень трогает.
Кроме того, мой отец был очень видным деятелем Русской зарубежной церкви, выступал с докладами, был одним из главных советников нашего Архиерейского Синода. И когда уже распался Советский Союз, мой отец был одним из тех, кто ратовал за скорейшее объединение с Матерью-Церковью —Московской патриархией. Тогда его многие не слушали. И церковь в итоге объединилась только в 2007 году – спустя год после папиной смерти.
Родители всегда хотели вернуться в Россию. И нам они тоже передавали своё стремление – нас всех воспитывали в этой уверенности, что мы должны вернуться в Россию, завершить круг и служить Родине, находясь в её пределах. Но это легче сказать, чем сделать. На самом деле мы все ищем свои пути помогать России. В своих странах у нас тоже есть обязанности. Я, например, занимаюсь воспитанием молодёжи в скаутской организации. У нас есть отряды в Америке, в Европе и по всей России, где я также бываю по скаутским делам.
И кроме того, у нас есть церковное общество – Свято-Князь-Владимирское братство, созданное в 1890 году, которое является самым старым русским обществом в Германии. Тогда строили православные храмы, за которыми мы сегодня ухаживаем. Ведь Германия не даёт никаких денег на сохранение русских храмов. Так что церковная деятельность, журналистская, воспитательная – всё это нам передали родители, чтобы мы продолжали это дальше.
- Вы упомянули о воспитании молодёжи. Понятно, что новые поколения, которые никогда не были в России, быстрее ассимилируются в тех странах, где они живут. А та молодёжь, с которой сотрудничаете Вы, насколько ассимилировалась?
- Всё зависит от родителей и воспитания. Представители первой волны эмиграции, которые не хотели покидать Родину, никогда не теряли идею служить ей. Поэтому там более твёрдо передавалось из каждого поколения в поколение связь с Россией и чувство, что ты – русский человек.
У второй волны эмиграции, которая во время Второй мировой войны оказалась в Европе, эта связь уже меньше выражена. Там видно было, что культурный уровень уже не тот, и люди быстрее ассимилировались.
Потом была третья волна эмиграции – это, скорее, линия русских немцев или евреев. Там я вижу, что следующее поколение уже не очень интересуется Россией. А с 90-х годов люди приезжают не по политическим соображениям - просто так сложились жизненные обстоятельства. И тут всё очень зависит от родителей. Есть примеры, когда люди на полном серьёзе считают, что детям будет легче, если они забудут о России и будут концентрироваться на новой стране. Я считаю это ошибочным подходом, потому что они теряют богатство, они теряют культуру, им обрывают корни. Это очень страшно.
- Русскоязычная диаспора в Германии – одна из самых больших общин. Можно сказать, что она заметна в общественно-политической жизни?
- Я бы сказал, что такого уровня мы не достигли. В Германии проживает около трёх миллионов русскоязычных. Наряду с турками это самое крупное этническое меньшинство. Но эта публика довольно разношёрстная – русскоязычные немцы, евреи, другие выходцы из бывшего СССР. И их объединить очень трудно – интересы и подходы разные, происхождение разное. Они образовывают русские культурные общества, театры, школы – это всё очень хорошо. Но на федеральном уровне это не проявляется никак. Тем более сейчас германская политика направлена против России. За ФРГ стоит Америка – Германия с 1945 года никогда не была настоящей суверенной страной. Поэтому каждый, кто поднимает голос в защиту России, он уже под подозрением.
Потомки первой волны эмиграции не концентрировались на Германии и поэтому не принимали гражданство и не стремились в политику местной страны. Мы себя всегда считали как бы в гостях. А нынешние переселенцы уже в следующем поколении, думаю, что будут участвовать и в политике.
- Но, тем не менее, мы видим, что в среде немецкого бизнеса есть стремление налаживать связи с Россией. Вы видите в германском обществе желание выйти на диалог с нашей страной?
- Да-да, причём немецкое общество – это тоже не одно целое. Те, кто делают бизнес в России и с русскими, очень заинтересованы, чтобы отношения были хорошими. Деловые люди все против санкций. Восточные немцы также, скорее, привязаны к России. Ну и более консервативные немцы позитивны по отношению к России, поскольку старое немецкое воспитание всегда было прорусским. Ведь две мировые войны – это, можно сказать, «недоразумение». Потому что на самом деле консервативный немец вам скажет, что естественный наш союзник – это Россия.
К сожалению, уровень воспитания, культуры и образования в Западной Европе падает. И тем самым легче становится управлять этими людьми.
- На примере Вашего отца можно сказать, что началось примирение той старой эмиграции с новой Россией – он же получил российское гражданство. На Ваш взгляд, такое примирение сегодня состоялось?
- Все мы в эмиграции считаем себя русскими, частью русского народа. Родился ли человек в России или за рубежом в семье выходцев оттуда – мы один народ. Политические взгляды или мировоззрение могут быть разными – это нас разъединяет. Отец всегда себя считал частью России. Говорил, что где бы мы не жили, наш дом – это Москва. Поэтому он был уверен, что вслед за возрождением церкви произойдёт и возрождение русского народа. Я знаю других людей, которые непримиримо относятся к советскому наследию в нынешней России, считая, что там советский дух и Ленин ещё лежит на Красной площади. Многое ещё нас разделяет. Но это же всё преодолимо.
Я считаю, что путём разговоров, вот таких конференций соотечественников*, на которой мы сегодня присутствуем, путём диалога можно это преодолеть. Если нас не будут считать какими-то там иностранцами, которые вмешиваются, а будут принимать как своих. Тогда, я считаю, что уже следующее поколение будет совершенно естественно друг с другом общаться и жить.
*Интервью обозревателю портала ВКС состоялось на полях Всемирной тематической конференции соотечественников «Столетие Русской революции: единение ради будущего».