Сайт ВКС продолжает цикл интервью, в которых мы хотим познакомить вас с членами Всемирного координационного совета. Что это за люди, как сложились их судьбы и почему работа с соотечественниками стала частью их жизни? Сегодня наш цикл «Портреты» знакомит вас с историком, общественным деятелем и публицистом Виктором Гущиным, который представляет в ВКС одну из стран Балтии - Латвию.
- Виктор, расскажете, как ваши предки или родители оказались в Латвии?
- По маминой линии у нас родственники латыши, но в 1915 году, во время Первой мировой войны, когда проходила эвакуация предприятий и населения Лифляндии, семья мамы уехала в Могилев. Обратно мамины родители уже вместе с мамой и ее братом вернулись в Латвию только осенью 43-го года. Почему именно в период нацистской оккупации, и почему они приехали именно в Елгаву, - эти вопросы я не раз задавал маме, но ответить на них она не может. Тогда она была еще ребенком, и в свое время тоже спрашивала об этом родителей. А потом уже и спрашивать, к сожалению, было просто не у кого.
Что касается папы, то его привезли в Латвию немцы. Это тоже произошло в 43-м году и тоже осенью. Судьба у него сложилась непросто. Папа рассказывал, что летом 44-го года, когда части Красной армии приближались к Елгаве, всю группу, с которой была привезена его семья, загнали в какой-то большой сарай, обложили сеном и собирались поджечь. Спасло их только чудо, потому что именно в тот момент, когда факел буквально подносили к сену, началась атака красноармейцев, и немцы или латышские легионеры бежали, а наши солдаты освободили всех, кто находился в этом сарае. У папы, конечно, эта сцена оставила неизгладимое впечатление, и он запомнил ее на всю оставшуюся жизнь.
Когда мама приехала сюда и начались бои за город, родители отправили ее в сельскую местность работать у хозяев. Маме было тогда 13 лет, и она вспоминала, что ей приходилось выполнять довольно тяжелую работу. То же происходило и с папой. Там была большая семья — пять человек детей, и их также отправляли на работу.
После войны так случилось, что родители встретились, поженились, и в 57-м году родился мой брат, а через год - я.
- А какими для вас, русского мальчика, были детские и юношеские годы в Латвии?
- Я запомнил то время, как очень светлое и очень счастливое. Мне очень нравилось мое детство. Остались какие-то картинки из школьной жизни, когда, например, мы в актовом зале 4-й средней школы Елгавы играли спектакль «Стрекоза и муравей», где я исполнял роль муравья. Это был первый класс, мне было семь лет, и я хорошо помню, как дома мы с мамой из листа ватмана строили домик, в котором я должен был прятаться, клеили шапочку, к которой были приделаны усики, как у муравья. Хорошо помню и подготовку к этому спектаклю и сам спектакль. По время представления я перед этим домиком махал метлой, а стрекоза пела и прыгала вокруг меня. И в какой-то момент метла слетела с палки и улетела в другой конец зала... Я растерялся: мне же нужно дальше махать, да и стрекоза прыгает вокруг меня. Тогда я пошел, нашел метлу, насадил ее на палку, вернулся и продолжал играть свою роль. Вот этот эпизод хорошо запечатлелся в моей памяти.
Еще хорошо помню, как мы поздно вечером факельным шествием шли от школы к месту захоронения пленных красноармейцев. Это тоже был первый класс, и я не очень-то понимал смысл того, что происходило, и куда мы собственно шли. В моей памяти осталась такая картинка: впереди колонны шла группа солдат с автоматами, и когда мы пришли к месту захоронения, солдаты выстроились в почетный караул и стали стрелять в воздух холостыми патронами.
И третья картинка. В 65-м году мы переехали на новую квартиру в центральную часть города, и, чтобы попасть в школу, мне надо было переходить через два моста, через одну речку, потом через вторую и идти еще дальше. Хорошо помню, как однажды я шел в эту школу пешком, а сразу за одним из мостов было огромное поле кукурузы. Это же еще было время кукурузных полей, хотя Хрущева уже не было у власти, но на местах продолжали сеять эту самую кукурузу. И я шел через кукурузное поле — невысокий такой паренек, и кукурузные стебли были в два раза выше меня. Так это и осталось в памяти...
- Конечно, воспоминания детства прекрасны, но давайте пойдем дальше. По профессии вы — историк. Когда и почему вы решили посвятить себя этой науке?
- Наверное, у меня так судьба сложилась, что никогда не возникало сомнений, кем мне быть. Уже в школьные годы я достаточно четко для себя решил, что буду заниматься именно историей. Причем и в детские годы и потом, в университете, меня всегда привлекала тема германского нацизма. И моя дипломная работа была посвящена хотя и не германскому нацизму, но британскому Союзу фашистов в Англии во главе с Освальдом Мосли. И все это меня интересовало с детских лет.
Хорошо помню своего первого учителя истории Веру Семеновну Горыню — она была ветераном Великой Отечественной войны, у нее не было одной руки, но она мне запомнилась как очень талантливый педагог, хороший рассказчик. Помню, она как-то поручила нашему классу написать сочинение на тему Парижской коммуны. И я тогда написал не просто сочинение, а рассказ. Она отметила это, и мне очень понравилось. Я уже тогда увлекался историей германского нацизма, и как-то, когда Вера Семеновна заболела, администрация школы попросила меня провести урок истории в соседнем классе. И я пошел в этот класс - а мне тогда было лет 12 - и рассказал ребятам о последних днях Гитлера. Рисовал схему бункера и пересказывал все, что знал тогда по этой теме.
Так что быть историком или не быть - для меня такого вопроса не было. Еще хочу отметить, что когда я перешел в другую школу, у нас тоже был уникальный историк Юрий Сергеевич Чечётин. Он просто поражал феноменальной памятью, обилием фактов, которые он держал в голове.
Сомнений, куда поступать у меня не было — только Ленинград, только исторический факультет Ленинградского университета. Ни Москву, ни какой-то другой город я даже не рассматривал. Единственное, что когда я уже поступил на истфак, у меня была некая раздвоенность, какую выбрать специализацию. Дело в том, что меня всегда интересовала история искусства, история живописи, история архитектуры, я и лекции посещал соответствующие в Русском музее, Эрмитаже. Но одновременно мне очень хотелось быть историком международных отношений, новистом, и я также посещал лекции в Доме Знаний на Литейном проспекте. Каждое воскресенье бегал туда — сначала в Русский музей, а потом на Литейный... Но в конечном счете победила все-таки новистика, новейшая история.
Но это не означает, что история искусств, история архитектуры были мной вообще отринуты, нет. Вернувшись домой в 84-м году, я очень плотно занялся историей Елгавы, которая теснейшим образом связана с биографией Растрелли. В Елгаве, помимо Елгавского дворца — а это крупнейшее здание в стиле барокко в Восточной Европе, он построил еще храм Святых Семена и Анны, а также личный дом для себя. И вообще, формирование архитектурного облика Елгавы — эта тема, которая меня очень интересует, и надеюсь, через какое-то время я выпущу книгу-альбом на эту тему. И еще одна книга будет посвящена восстановлению Елгавы в послевоенный период.
- Виктор, в течение своей жизни вы преподавали во многих вузах, у вас была своя газета, сейчас вы возглавляете Балтийский центр исторических и социально-политических исследований... Скажите, а почему вы занялись общественной деятельностью и возглавляете сейчас движение российских соотечественников в Латвии?
- А вы знаете, здесь как-то вопросов не было, потому что общественной работой я занимался всегда - в школе был председателем совета отряда, в армии секретарем комитета комсомола части, в университете - членом партийного бюро исторического факультета.
Вернувшись, я ушел в науку и какое-то время был вне общественной жизни. Но потом, когда пришло осознание того, что вновь образованное латвийское государство ставит целью фактически уничтожение Русской общины Латвии и ее насильственную ассимиляцию, так сложилось, что я примкнул к Латвийской Ассоциации в поддержку школ с русским языком обучения. Мы организовывали Первую, Вторую, Третью родительские конференции. Потом началась «Школьная революция» — движение в защиту школ с русским языком обучения, а потом мне уже было просто невозможно выйти из этого общественного движения — меня так и понесло дальше…
- А что вы можете сказать о сегодняшней Русской общине Латвии? Что это за люди, как изменилась их жизнь с тех пор, как Латвия стала независимым государством?
- Это, конечно, не простой вопрос. Какая-то часть русской общины достаточно успешно вписалась экономически в новую ситуацию, и вопрос русского языка, русской культуры их или не интересует, или интересует в меньшей степени. Они ориентированы на то, чтобы их дети получали образование на Западе. Это какая то часть населения, и я думаю немалая — наверное, с учетом членов семей численность этой части Русской общины может достигать 150-200 тысяч человек. А вот остальная, большая часть — порядка 300-400 тысяч человек, это люди, которые в известном смысле плывут по воле волн. Они не то чтобы смирились, но они не готовы активно защищать свои права. К сожалению, это так. Есть относительно небольшая часть людей, представленная культурной интеллигенцией, научно-технической, правозащитниками, которые считают своей задачей активную борьбу против массового безгражданства, против возрождения нацизма, против строительства так называемой «латышской Латвии» т.д. и т.п. В целом, скажу, что влияние этой малой части достаточно велико, но, как показали последние выборы, с учетом украинской ситуации, подавляющая часть русскоязычного электората на выборы вообще не пришла. Это очень плохая ситуация, очень тревожная. И наша задача как можно быстрее понять, что с этой ситуацией делать и каковы ее причины.
Русская община никогда не выдвигала такой лозунг, что надо говорить только по-русски и не изучать латышский язык. Вовсе нет. Мы живем в Латвии, и мы прекрасно понимаем, что латышский язык знать необходимо. Но при этом мы прекрасно знаем и то, что русский язык - это язык коренного народа Латвии — мы здесь живем с 13-го века! И, конечно, тот факт, что у русского языка сегодня иностранный статус, - это нонсенс! Тот факт, что сегодня около 300-ти тысяч постоянных жителей не имеет прав граждан — это нонсенс! Но дело не только в том, что «это нонсенс» и «это нонсенс»... Дело в том, что эти нонсенсы определяют тенденцию политического развития страны. И повлиять на эту тенденцию мы не можем. А тенденция эта фактически определена как неонацистская. И вот с этим надо что-то делать, и именно с этой точки зрения ситуация сложилась очень тревожная.
- Виктор, в 2009-м году вы стали членом Всемирного координационного совета российских соотечественников, проживающих за рубежом. Что для вас значит участие в работе этого органа и что это дает нашим соотечественникам, проживающим в Латвии?
- Вы знаете, я всегда ставил перед собой задачу лоббировать интересы на уровне ВКС. Во-первых, интересы русской лингвистической общины Латвии. В первую очередь это касается вопроса ликвидации массового безгражданства, поддержки системы школ с русским языком обучения, и поддержки тех многих, очень разнообразных культурных проектов, инициатором которых выступает Русская община Латвии. И мое участие в работе ВКС всегда было подчинено этим задачам. Должен сказать, что по вопросам массового безгражданства, оценки выборов в Латвии в любые органы власти как выборов, которые не отвечают принятым в Европе стандартам демократии, я эту мысль постоянно провожу на всех встречах Правительственной комиссии по работе с соотечественниками, проживающими за рубежом, председателем которой является министр иностранных дел России Серей Лавров. Скажу, что поначалу такая моя настойчивость в лоббировании этой темы встречала скорее нейтральное отношение. Сейчас же эта тема, с учетом дальнейшего ухудшения ситуации с соблюдением прав человека в Латвии, встречает все большее понимание и поддержку. Я надеюсь, что в конечном счете Россия четко выскажет свое отношение к выборам, в которых сегодня не имеют права участвовать неграждане как к не демократическим. А что касается русского образования, русской школы, то для меня здесь вопроса нет: если у нас в Латвии сохранится практика проведения не всеобщих выборов, если сохранится прежняя тенденция на построение фактически неонацистского государства, в котором национальным меньшинства нет места, то и Русскую школу и Русскую культуру мы сохранить не сможем. Я это все увязываю в единую связку. Но в целом, с точки донесения нашей позиции - позиции российских соотечественников, которые проживают в Латвии, то руководство Российской Федерации и Всемирный координационный совет являются, конечно же, уникальным каналом, и я очень рад тому, что у меня есть возможность этим каналом пользоваться.